| |
Документы и публикации / АНАЛИТИКА СИСТЕМА ЦЕННОСТЕЙ ЛИЧНОСТИ В ПЕРСПЕКТИВЕ ТОЛЕРАНТНОСТИ
ЕЛЕНА БЕЛИНСКАЯ
В последнее десятилетие тезис о принципиальном значении ситуации актуальных социальных изменений для динамики личностных структур стал уже определенной традицией эмпирических социально–психологических исследований. И это понятно: ускорение темпов социальной динамики, преобразование старых и возникновение новых социальных структур, трансформация общественных идеалов и ценностей неминуемо задают новые параметры всего хода социализации личности. Более того – очевидный "кризис ценностей" реформируемой России, фактическое отсутствие четких и непротиворечивых "внешних" ориентиров для выбора моделей социального поведения предъявляет повышенные требования к ценностному потенциалу каждого из нас. Иными словами, в современной ситуации социальной неопределенности человек вынужден действовать в значительно большей степени, нежели раньше, с опорой на сугубо личностные диспозиции. Ведущей из них традиционно считается система ценностных ориентации.
Исследование ее представляется особенно актуальным в перспективе формирующегося социального заказа большей толерантности в межличностном и межгрупповом взаимодействии. Очевидно, что (при всем возможном разнообразии трактовок) толерантность в значительной степени представляет собой реализацию определенного социального поведения, набор определенных поведенческих стратегий и тактик. При этом, как и всегда при выборе того или иного способа поведения, финальным основанием подобного выбора является наличие соответствующей системы ценностей. Соответственно одним из направлений эмпирического исследования проблемы толерантности может быть изучение персональных структур ценностей личности – с точки зрения "отражения" в них тех или иных оснований для толерантного взаимодействия.
Описание выборки и методической процедуры исследования
Исследование проходило в конце 2001 года на общероссийской выборке. Общее количество респондентов составило 486 человек в возрасте от 18 до 35 лет, жителей крупных городов России и Сибири; выборка сбалансирована по полу и ряду других социально–демографических показателей (уровню образования, семейному статусу, сферам трудовой занятости).
Определение структуры ценностных ориентации проводилось с помощью методики Ш.Шварца. Напомним, что данная методика создана на основе "теории универсального содержания и структуры ценностей" Ш.Шварца и У.Билски (Schwartz, Bilsky, 1990) и первоначально была связана с разработкой международного проекта по изучению универсальных ценностей в различных культурах. Как известно, в данной концепции ценности рассматриваются как представления о целях, которые служат для человека руководящими принципами в жизни, и тем самым являют собой критерии, по которым человек строит свое отношение к миру, включая критерии выбора и оценки своих и чужих действий (Белинская, Тихомандрицкая, 2001). Шварц выделяет десять различных мотивационных типов, которые образуются определенными ценностями личности и содержат в себе:
1) ценности, выражающие интересы индивида (например, "власть", "достижение", "гедонизм");
2) ценности, выражающие интересы группы (например, "традиции", "конформность");
3) ценности, выражающие и интересы индивида, и интересы группы (например, "безопасность", "универсализм").
При этом отмечается, что все мотивационные типы, а следовательно и ценности личности, могут находиться в отношениях совместимости или же противоречия. Была выделена следующая типология противоречий между ценностями:
1) Ценности сохранения (например, "социальный порядок") противопоставляются ценностям изменения (например, "разнообразная жизнь").
2) Ценности самопреодоления (например, "преданность") противопоставляются ценностям самовозвышения (например, "социальная власть"). Первая оппозиция отражает противоречие между сохранением традиций, защитой стабильности и неизменности общества и собственными независимыми взглядами и действиями человека. Вторая оппозиция отражает противоречие между стремлением принимать других людей как равных и благожелательно относиться к ним и желанием достижения власти и укрепления (возможностей влияния на других. Очевидно, что существуют и непротиворечивые парные отношения между ценностями (например, "власть" и "достижение", "традиции" и "конформность").
Созданная Ш.Шварцем на основе данной теории методика представляет собой опросник, состоящий из 58 ценностей с их краткой расшифровкой и девятипозиционной шкалой, по которой опрашиваемый должен определить важность каждой из представленных ценностей "как руководящего принципа в своей жизни". Список ценностей был подобран из уже разработанных методик (прежде всего методики М. Рокича), а также в него были включены и другие ценности, имеющие кросскультурное значение, что определялось в экспертных интервью. В качестве основного преимущества данной методики отмечается возможность учитывать смысловой аспект ценностей, что, собственно, и позволяет изучать их и как смысловые, и как аффективно–мотивационные образования (Тихомандрицкая, Дубовская, 1999).
Адаптация методики Шварца на российской выборке (в качестве респондентов выступали московские старшеклассники) впервые была проведена О.А.Тихомандрицкой, в результате чего было продемонстрировано общее сохранение структуры и содержания практически всех мотивационных типов (Тихомандрицкая, Дубовская, 1999). Одновременно отмечались и некоторые рассогласования: в отдельных мотивационных типах изменялось конкретное их "наполнение" теми или иными ценностями, а также выделился новый мотивационный тип. Этот факт в сочетании с изменениями социальных и возрастных характеристик выборки нашего исследования по сравнению с выборкой первоначальной адаптации методики послужил для нас достаточным основанием для проведения процедуры самостоятельной факторизации. При описании результатов мы отдельно остановимся на сравнении их с данными, полученными в ходе первоначальной адаптации.
Помимо методики Шварца в исследовании использовался метод фокус–групп, где использовались вопросы, выявляющие характеристики образа желаемого социального будущего респондентов, их отношение к актуальной социально–экономической и политической ситуации в нашей стране, а также взаимодействия с ближайшим социальным окружением.
Перейдем теперь к описанию и анализу полученных результатов.
Результаты исследования
Прежде всего отметим, что в результате исследования удалось выделить все десять исходных для авторского варианта методики факторов, отражающих основные мотивационные типы личности. Однако структуру ценностей российских респондентов отличали существенные содержательные особенности. Мы посчитали возможным сохранить исходные названия основных мотивационных типов, хотя те конкретные ценности, которые их образовывали, не всегда соответствовали семантике названия.
Мотивационные типы и образующие их ценности у российских респондентов [1]
1. Саморегуляция (независимые мысли и действия, диктуемые потребностью человека быть автономным и независимым) – самодисциплина, мудрость, чувство благодарности, единение с природой [2].
2. Стимулирование (полнота жизненных ощущений, новизна в жизни, необходимая для поддержания оптимального уровня активности) – насыщенность жизни, разнообразная жизнь, осмысленность существования, творчество, эстетические наслаждения, самостоятельность.
3. Гедонизм (удовольствие, наслаждение жизнью) – жизнерадостность, доброжелательность, снисходительность, широта взглядов.
4. Достижение (личный успех, достигаемый через собственную компетентность, исходя из признанных культурой стандартов) – успех, компетентность, профессионализм, интеллект, здоровье, целеустремленность, самостоятельная постановка целей.
5. Власть (достижение высокого социального статуса, престижа, карьеры, господства над людьми в пределах общей социальной системы) – социальная власть, власть, влиятельность, отвага, богатство, социальное признание, потворствование себе.
6. Безопасность (стабильность, безопасность, гармония общества, семьи и самого человека) – национальная безопасность, мир на Земле, социальный порядок, социальная справедливость, равенство, уважение старших, верность традициям.
7. Конформность (ограничение человеком своих действий и побуждений, нарушающих социальные ожидания и нормы) – послушание, умеренность, смирение, принятие жизни такой, какая она есть, репутация, честность, вежливость.
8. Традиция (уважение и поддержание обычаев, принятие и признание идей, существующих в определенной культуре и религии) – религиозность, благочестие, духовность.
9. Благосклонность [3] (стремление к психологическому комфорту в близком социальном окружении, благополучие людей, с которыми человек поддерживает личные отношения) – безопасность семьи, верная дружба, преданность, ответственность, большая любовь, неприкосновенность внутреннего мира.
10. Самоориентация (чувство внутренней гармонии) – согласие с самим собой, забота о себе, свобода.
Прежде всего обращает на себя внимание то значение, которое респонденты придают частной жизни (ведущее значение имеет тип "благосклонность"). Достижение благополучия и безопасности в узком кругу родных и друзей выступает для них ведущим мотивом жизнедеятельности. Верная дружба, преданность, неприкосновенность своего внутреннего мира и особенно безопасность семьи (максимальное значение по выборке в целом) оказываются ведущими ценностями. Это подтверждается и дискурс–анализом материалов фокус–групп.
Создание такого образа желаемого будущего, неотъемлемой частью которого является семья, акцент на подчинении деловой сферы интересам близких ("фирма должна служить для укрепления семьи") типичны. Семья выступает как буфер между человеком и реалиями окружающего социального мира, как своего рода защита от возможных проблем социальной жизни, ведь "если порядок в семье – никакой Жириновский не страшен". Интересно, что приверженность данным ценностям демонстрируется людьми, у которых пока нет семьи или которые еще только вступают в семейную жизнь, в большинстве своем еще не успевшими обзавестись детьми и родители которых достаточно молоды, т.е. речь идет о ценностях завтрашнего дня, о долгосрочной перспективе.
При этом ведущей тенденцией, характерной для образа социального мира у всех респондентов, является требование социальной стабилизации. Сегодняшний день в жизни страны и в своей личной судьбе респонденты оценивают как момент, в который "жить стало чуть проще", "началась хоть какая–то стабилизация". При этом они "согласны на последний рывок", но только потом "должна наконец наступить размеренная жизнь". Хотя в целом характер данной стабилизации оценивается большей частью респондентов как "кратковременный", но даже этого оказывается достаточно для возникновения чувства субъективного контроля за ситуацией ("понятно, куда двигаться").
Желаемым образом ближайшего социального будущего страны для респондентов является постепенный, не скачкообразный успех. В нем отсутствуют резкие, динамические характеристики – это не "русское чудо", не "прорыв", не "экономическая революция" и пр.
Подчеркнем, что желаемым образом ближайшего социального будущего страны (через 2–3 года) для респондентов является постепенный, не скачкообразный успех. В нем отсутствуют резкие, динамические характеристики – это не "русское чудо", не "прорыв", не "экономическая революция" и пр. Возможные препятствия на пути достижения желаемого будущего респонденты видят или в самих себе (таких качествах характера как "лень", "ориентация на авось"), или в особенностях государства (которое "преступно", "вынуждает обманывать", или во внешних врагах (преимущественно это США и исламские государства). Заметим при этом, что общее отношение респондентов к произошедшим и актуальным изменениям в социально–политической и экономической жизни России позитивное. Таким образом, речь идет не о негативном отношении к каким–либо реалиям реформируемой России, а, скорее, об определенном уровне социальной усталости от перемен.
Заметим, что характерная для данного мотивационного типа ценность неприкосновенности своего внутреннего мира несколько парадоксально сочетается с остальными его ценностями [4]: трудно представить себе счастливую семейную жизнь без возможности взаимопонимания и самораскрытия, что требует определенного нарушения личной неприкосновенности. Однако представляется, что ведущим смыслом данной ценности для наших респондентов оказалось именно слово "неприкосновенность", хорошо гармонирующее с общей идеей безопасности семьи. Думается, что реальный смысл данной ценности и всего ценностного блока в целом состоял в определенной "приватизации" жизни.
Косвенное тому подтверждение можно найти в материалах фокус–групп. Один из блоков вопросов был направлен на выяснение отношения к различным информационным источникам как элементам образа социального мира, и оказалось, что наличие амбивалентной, с точки зрения испытываемого доверия/недоверия, оценки СМИ (в частности – телевидения) сопровождается у респондентов сильной ориентацией на неинституционализированные источники получения информации. Иными словами, "родные и очевидцы" – как максимально надежные источники информации, особенно в критических случаях, – противостоят официальным СМИ. Налицо определенная парадоксальность ситуации (которая, заметим, не осознается респондентами), а именно: будучи жителями крупных городов, живущими в максимально разнообразном и сегодня весьма насыщенном информационном поле, полноценно они доверяют лишь "своим" – узкому кругу близких лиц. Представляется, что данный факт также отражает отмеченную тенденцию к "приватизации" жизни, сужению ее до границ близкого – семейного или дружеского – круга.
Будучи жителями крупных городов, живущими в максимально разнообразном и сегодня весьма насыщенном информационном поле, полноценно они доверяют лишь "своим" – узкому кругу близких лиц.
Подобный результат не является неожиданным. Социологические и социально–психологические исследования ценностных ориентации подростков в начале 90–х годов (а это, по сути, и есть наши сегодняшние респонденты) свидетельствовали о сложной ситуации взросления. Начало формирования ими системы персональных ценностей, выбора идеалов и моделей для подражания пришлось на время социального кризиса, на "перекресток эпох". Это было время разрушения существовавшей до того системы социальных ориентиров, период ценностно–нормативного кризиса общества. Подросток оказывался в ситуации выбора, когда установленные на данном перекрестке светофоры давали противоречивую информацию, а то и не работали вовсе. Естественным выходом из этой ситуации было возрастание ориентации на семейные ценности как защитная реакция в подобной неопределенности, что и отмечалось исследователями. Сегодня повзрослевшие "дети перестройки" хотя и отмечают, что "время разрухи в умах закончилось", но продолжают придерживаться тех же ценностных моделей.
Второй характерной чертой ценностных систем респондентов является отсутствие больших карьерных амбиций и стремления к власти. Мотивационный блок "власть", включающий в себя такие ценности как влиятельность, власть, социальное признание, отвага и т.п., обладает минимальным значением по выборке, а непосредственно ценность социальной власти занимает последнее (58–ое!) место в иерархии ценностей респондентов. Объяснения этому факту можно найти в материалах фокус–групп.
Во–первых, понятие власти в сознании респондентов достаточно часто ассоциировано с политикой и государством, которые оцениваются негативно ("преступная власть", "государство криминала", "раньше бы посадили, а теперь он депутат" и пр.).
Во–вторых, понятие власти ассоциируется с "нехорошим богатством" ("сейчас у власти стоят олигархи", "за всеми политиками стоят деньги" и т.п.), что подтверждается включением в этот мотивационный тип ценности "богатство".
В–третьих, понятие власти семантически близко к понятиям управления, воздействия, манипулирования, подавления и т.п., от чего не может не дистанцироваться человек, ориентированный на неприкосновенность своего внутреннего мира.
Наконец, в–четвертых, понятие власти вообще и понятие социальной власти в частности связывается в сознании респондентов с опасностью (неслучайно в данный тип попадает такая нехарактерная для него ценность как "отвага"). Человек же, ставящий на первое место в иерархии ценностей безопасность семьи, естественно не будет тяготеть к такому опасному виду активности как обретение социальной власти ("у нас это опасно – убить могут").
С подобными пониманиями ценности власти связано и отсутствие больших карьерных амбиций у респондентов ("надо держаться чего–то среднего, зачем мне лезть куда–то?"). Дело в том, что карьера понимается ими прежде всего как должностной рост, как один из путей обретения власти, а не как профессиональное совершенствование. Соответственно и ценность ее дискредитируется.
Интересно, что при этом респонденты большое значение придают ценностям "достижения" [5], среди которых наибольший вес имеют успех, профессиональная компетентность и интеллект, но отсутствует ценность социального признания (входящая в этот тип по исследованиям Ш.Шварца). Это, по сути, не широкий социальный успех, а своего рода успех "в узком кругу".
С нашей точки зрения, подобная особенность ценностных ориентации респондентов является "оборотной стороной" уже отмечавшегося желания стабилизации. Характерно, что ведущей стратегией достижения успеха признается постепенное, медленное его наращивание: сначала "получить образование", потом "найти хорошо оплачиваемую работу по специальности", потом "обустроиться в жизни", потом "завести первого ребенка", потом "получить второе образование"... Неслучайно наиболее часто упоминаемыми в ходе фокус–групп определениями являлись слова "немножечко" и "чуть–чуть": так, в качестве достижений завтрашнего дня хотелось бы и жить чуть–чуть получше", и "немножечко подзаработать". Интересно, что речь идет при этом не об "умеренности и аккуратности" как ценностях (фактор "конформность", включающий их, имеет одно из минимальных значений по выборке), а именно о стратегии достижения поставленных целей человеком, уставшим от резких перемен и реально – даже при успешной реализации себя – не живущим, а выживающим ("завтра, может, будет чуть–чуть лучше... мы обязаны выживать"),
В контексте выше приведенных рассуждений интересны те материалы фокус–групп, которые отражали рассуждения респондентов при ответе на блок вопросов, посвященный "герою нашего времени".
Заметим, что в большинстве случаев респонденты отмечали отсутствие для них конкретной фигуры "героя", но строили его собирательный образ. Итак, каков же этот обобщенный портрет?
Прежде всего, с точки зрения респондентов, это, безусловно, человек, добившийся определенного успеха в жизни, причем успех понимается как профессиональный, как высокий уровень достижений в выбранной области деятельности. Неслучайно, размышляя об идеальных моделях собственного труда, большинство респондентов отмечают "самореализацию в профессии", "настоящий профессионализм в своем деле". Отметим, что спектр подобных областей очень широк – это и бизнес, и наука, и культура, и образование – практически все области современной социальной практики за одним принципиальным исключением – политики. Характерно, что данный профессиональный успех противопоставляется карьере как таковой: под ней понимается прежде всего должностной, а не профессиональный рост, а потому стремление "занимать посты" дискредитируется.
"Герой нашего времени" – это также человек, обладающий определенным уровнем материального благополучия, сложившимся в результате успешной профессиональной самореализации. Он "получает адекватную своему уровню образования и профессионализма зарплату", ему "хватает нa жизнь и семью", но для него "деньги – не главное", они лишь "средство, а не цель", нужное для творчества и саморазвития.
Не удивительно, что это также человек, обладающий определенными личностными особенностями, ведущими из которых являются нравственные качества, некоторый "кодекс чести": ведь "чтобы добиться в жизни своего, желательно, чтобы имелась совесть". Он "не возьмет денег за некачественно сделанную работу"; в случае самостоятельного бизнеса понимает, что "большие деньги – это большая ответственность за людей"; ориентирован на "средний уровень богатства", позволяющий сохранить "честность и человечность в отношениях". У него есть и гражданская позиция: имея капитал, он "не вывозит его за границу", а "вкладывает в производство"; он патриот своей страны – уверен, что "Россия была, есть и будет; и ничего плохого с ней не случится".
Таким образом, при всей неопределенности подобной фигуры, ее малой персонифицированности, образ "героя нашего времени" как некоторой идеальной модели идентификации наших респондентов выступает в итоге, с социальной точки зрения, как образ высокооплачиваемого профессионала, а с личностной – как образ человека, которому не чужды идеи социального служения.
... Образ "героя нашего времени" как некоторой идеальной модели идентификации наших респондентов выступает в итоге, с социальной точки зрения, как образ высокооплачиваемого профессионала, а с личностной – как образ человека, которому не чужды идеи социального служения.
Завершая этот портрет поколения, обратимся к идеологическим пристрастиям респондентов. Отмечающаяся по многим исследованиям аполитичность данной возрастной когорты, находит свое косвенное подтверждение и по результатам методики Шварца. Третьим по значимости из мотивационных типов оказывается "самоориентация". Данный тип включает в себя ценности согласия с самим собой, свободы и заботы о себе, что, на наш взгляд, слабо сочетается с политической активностью и тем более принадлежностью к какой–либо политической партии.
Помимо аполитичности идеологический выбор наших респондентов характеризует очень низкая религиозность: мотивационный тип с одноименным названием набирает минимальное значение по выборке, а религиозность и благочестие как ценности входят в последнюю десятку ценностной иерархии.
Данный факт опять–таки ожидаем. Социологические исследования религиозных установок старшеклассников в середине 1990–х гг. (Собкин, 1998) свидетельствовали о крайне поверхностном характере религиозности данного поколения. Остается лишь констатировать, что за прошедшие годы религиозность не приобрела более глубокого характера.
Кратко охарактеризуем половые и возрастные особенности ценностных ориентации респондентов.
Напомним, что Шварц подчеркивает универсальный характер выделенной им десятифакторной структуры ценностей. По его мнению, они могут иметь свою специфику лишь в контексте той или иной культуры, модифицируясь от страны к стране. Однако эта точка зрения создателя теории универсальных ценностей подвергается сегодня обоснованной критике (см., например, Helkama, 1999).
Так, половые различия в выборе ценностей по нашей выборке состоят в том, что:
– женщины значимо чаще, чем мужчины, выбирают ценности религиозности, духовности, опрятности, мира на Земле; им близки ценности благочестия, смирения, желания большой любви и снисходительности;
– мужчины значимо чаще, чем женщины, выбирают ценность власти.
Возрастные различия гораздо менее выражены – с ценностной точки рения наши респонденты принадлежат, по сути, к одному поколению. Но старшая" подгруппа (30–35–летние) все же имеет тенденцию к более частому выбору ценностей традиций, доброжелательности и послушания, а "младшая" – чаще выбирает наслаждения и насыщенную жизнь.
Возвращаясь к поставленной проблеме – ценностных ориентации как мотивационного основания выбора поведения во взаимодействии – отметим, с точки зрения его потенциальной толерантности/интолерантности, следующее:
Во–первых, обращает на себя внимание факт доминирования ценностей безопасности и тенденция к разделению субъектом образа социального мира на близких (семейных, "своих") и остальных. Страх и стремление к самоизоляции – плохие помощники для совместных действий и эмоционального принятия Другого.
Во–вторых, мотивационные типы, которые, согласно концепции Шварца, должны составлять взаимодополняющие пары, по нашим данным в ряде случаев таких пар не образуют (ярким тому примером является сильная выраженность ценности достижения при слабой значимости ценности власти, а в более частных случаях – сочетание ценностей сохранения с ценностями изменения). Представляется, что в основе этого лежит в целом амбивалентная (структура ценностных предпочтений, характерная для периода социальной нестабильности. Подобная противоречивость самих "оснований" социальных взаимодействий также, на наш взгляд, не дает возможности расценивать их как толерантные.
Однако, в–третьих, те ценности, которые относятся автором концепции к выражающим интересы группы (традиции, конформность), оказались выражены у наших респондентов в минимальной степени. Подобная автономизация человека от власти традиций и авторитетов рассматривается обычно как "полюс толерантности" (Солдатова, 2001). Одновременно достаточно сильное выражение получили ценности, которые отражают интересы и группы, и личности (безопасность, достижение), что может быть истолковано как весомое основание равной выраженности социальной и персональной идентичности. Последнее также обычно рассматривается как предпосылка толерантного взаимодействия. Таким образом, скорее всего, в качестве общего результата исследования следует постулировать существующую сегодня достаточно сложную и противоречивую картину ценностных оснований толерантности.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 – Названия мотивационных типов и их расшифровку мы приводим по исследованию О.А. Тихомандрицкой (Белинская Е.П., Тихомандрицкая О.А., 2001).
2 – В каждом типе первые две ценности дают максимальные веса в данный фактор, т.е. являются определяющими его содержание.
3 – В различных исследованиях неоднократно отмечалась неудачность данного термина у Шварца.
4 – Заметим, что в исследованиях Шварца и его коллег данная ценность вообще не входила в этот мотивационный тип.
5 – Заметим, что в исследованиях Шварца отмечается вполне понятная схожесть "власти" и "достижений", они выступают как дополняющие друг друга и, как правило, имеют близкие средние баллы. Тем интереснее, что для российских респондентов они оказались разведены столь далеко.
ЛИТЕРАТУРА
1. Белинская Е.П., Тихомандрицкая О.А. Социальная психология личности.
2. Собкин В.С. Старшеклассник в мире политики. М., 1998.
3. Солдатова Г.У. Толерантность и интолерантность – две грани межэтнического взаимодействия// Век толерантности. М., 2001, с. 90–100.
4. Тихомандрицкая О.А., Дубовская Е.М. Особенности социально-психологического изучения ценностей как элементов когнитивной и мотивационно-потребностной сферы // Мир психологии, 1999, N 3, с. 80–90.
5. Helkama К. Recherches recentes sur les valeurs // J.–LBeauvois, N.Dubois, W.Doise. La construction sociale de la personne. Grenoble, 1999, p. 61–75.
6. Schwartz S.H., Bilsky W. Toward a theory of the universal content and structure of values: extensions and cross-cultural replications // Journal of Personality and Social Psychology, 1990, vol. 58, p. 878–891.
Источник: http://www.tolerance.ru
| |
