Российско-германский проект / СМИ и толерантность / Материалы и статьи конкурсантов
Бывают исключения из правил. Стандартный облик начальника отдела кадров: в рабочем кабинете, за столом, заваленным ворохом бумаг, когда « на носу очки, а в душе осень». Но он никак не укладывается в стиль милицейской службы полковника Юрия Романюка, начальника управления кадровой службы Глпавного управления МВД России про УрФО. Хотя, конечно, аналитическая работа отнимает немало времени, он предпочитает нестандартные методы. Вероятно, не обо всем можно рассказать, но есть характерная деталь. Полковник Юрий Романюк больше всех офицеров ГУ МВД России по УрФО был в «огневых» командировках в Чечне. Туда он ездил, даже когда не отпускало начальство и, в общем-то, не было острой необходимости. Но Юрий Михайлович считал и считает, что в экстремальных ситуациях проверяется характер, и каждый человек здесь виден, «как на ладони».
- Я знаю милицейскую работу своих подчиненных, коллег не по наслышке. Я их понимаю. И они меня понимают. Со многими из них на войне был. «Огневые» командировки – это особая статья и там особая категория людей, коротко говорит полковник Романюк.
Он не особенно склонен живописать фронтовые будни, вспоминает немногословно и сдержанно. Впрочем, это в характере людей. которые провели в чеченских командировках много времени, тщательно подбирать слова, рассказывая об этом. Никто не верит собеседникам ( а сейчас особенно) жизнерадостно, громко и взахлеб повествующих о своих «чеченских» подвигах.На эточеченском театре военных действий нет победителей и побежденных. Есть только земля, обильно политая кровью, скорбь. страдания, боль и надежда. Отнюдь не случайно в Союзе офицеров России сложили песню после первой чеченской, где есть такие слова « не в бровь, а в глаз» нацеленные бывшему министру внутренних дел России: « А вы говорили, Павел Сергеевич, что за два часа возьмем полком»… И еще «не жалеючи голов, мы деремся за Россию, а не ради орденов»…
Так и Юрий Михайлович не расположен к многословию. Из него буквально приходится «выуживать» чеченские комментарии. Но понимаю : это нормально.
- Сколько раз были в Чечне? Когда поехали в первый раз? Какую там работу выполняли?
- В Чечне был больше десяти раз за две военных кампании. Работу там приходилось выполнять самую разную. Я оказался в Чечне в начале мая 1995 года. Первая чеченская война. И в первую чеченскую войну провел там три с половиной месяца. Во вторую чеченскую войну тоже был много раз. Последний – в декабре 2002 года. Выполнял разные задачи, поставленные руководством, исходя из оперативной обстановки. Потому что в разное время находился в командировках - не день, два, пять, а это недели и месяцы. Был на блок- постах и на специальных заданиях с личным составом, не считая оперативных программ и задач, поставленных командованием. Находился со сводным отрядом, решал проблемы личного состава, проблемы командиров отрядов, проблемы взаимодействия с другими правоохранительными органами, армейскими подразделениями, местной администрацией. Исходя из обстановки, мы вынуждены были решать самые разные проблемы, а не только предприятий транспорта.
К примеру, полковнику Романюку пришлось быть дипломатом и, одновременно, парламентером, на митинге с местным населением, который стихийно возник на станции Аргун после тяжелейшего ночного боя. Это было опасное противостояние, готовое вылиться в кровопролитие, рукопашную схватку, во все, что угодно. Обстановка все накалялась, казалось, еще одно мгновение и произойдет непоправимое…
- Буквально в считанные минуты здесь , на станции, собралась неуправляемая толпа людей, негативно настроенных против нас. Меня спасло только то, что я был в командировке не первый раз. Знал, как себя вести. Перед отъездом «проштудировал» Коран, так, на всякий случай. Знал, как здороваться, как правильно себя вести с людьми пожилыми, уважаемыми старейшинами. Думаю, на этом стихийном митинге на станции Аргун нас спасло только то, что я сразу пошел на контакт с аксакалом. Именно поэтому в первые же минуты, может быть, разъяренная, неуправляемая толпа, нам не причинила вреда, потому что я подошел и крепко обнял глубокого старика, здороваясь по чеченскому обычаю. Сделал я это не так, что просто бросился и обнял. Я у него спросил: «Как мы будем здороваться? Как мужчины? Или как-то по-другому?» Он сказал: «Как мужчины». Вот после этого мы поздоровались, как принято здороваться у чеченцев. Может быть, поэтому толпа меня не разорвала на части. Хотя мои сотрудники, которые в это время лежали у амбразур в здании вокзала станции Аргун, примерно через полгода, через год, все-таки признались, что толпу рассматривали через прицел. «Михалыч, мы между собой договорились, что если что не так , то стрелять будем по всем без разбора». Вот такая была ситуация. Мне вообще повезло. Обо мне даже песня написана.Она есть на диске про транспортную милицию, называется «командировка в Чечню». Ее ребята по моей просьбе так специально замаскировали под «Михалыча», чтобы я не фигурировал…Написал эту песню офицер, который тоже был в Чечне. Он был в чеченской командировке со мной и в девяносто пятом году, еще сержантом. И был со мной в Чечне в 2001 году, практически в качестве порученца штаба, которым я тогда командовал . Песня запомнилась тем, что передавала именно мое настроение. Буквально накануне мы с этим офицером просто разговаривали, на бытовые, житейские темы. И. не то, что думали об этом, а просто рассуждали, почему мы опять в Чечне? Через столько лет, уже побывав в нескольких командировках (а офицер этот – еще участник афганс
кой войны)… Почему мы, все-таки, опять в Чечне? Именно мы, а не другие? Как относится к нашим командировкам руководство? И наши жены и семьи? Почему мы все-таки сюда едем , несмотря на неудобства и опасность, прекрасно зная, чем это может грозить, в случае обострения ситуации.
… Когда едешь в Чечню, может быть самое разное развитие событий. Здесь ситуации – непредсказуемые. На войне, как на войне. Независимо от того, объявленная она или необъявленная, первая это или вторая чеченская война. С начала чеченского театра военных действий, с декабря 1994-го пошел десятый год…
- Лично я всегда реально представляю себе ситуацию и возможные последствия этого шага. Я не всегда рассчитывал, что обязательно вернусь из этой командировки. И, в общем-то, каждое утро, просыпаясь на войне, не столько радуешься жизни, сколько думаешь: « Не надо мне ни наград, ни званий, ни благодарности какой-то особой, лишь бы все-таки дожить до конца этой командировки, уцелеть и вернуться. Ну, и, конечно, вернуться не инвалидом, не калекой – это тоже важно. Те, кто бывал в этих командировках, они знают, что большинство сотрудников, офицеров, которые участвуют, не могут не рисковать жизнью, потому что здесь это в порядке вещей. Но есть такое понятие «граната для себя». Я, например, часто думал, как бы поступил в критической ситуации? Я же понимал, что не могу попасть в плен, потому что офицер. В таком случае, а смогу ли я взять в руки эту гранату, которую ты бережешь для себя, чтобы ею воспользоваться, самый последний раз? Это очень сложный психологический момент,- подчеркивает полковник Романюк.
- Хотя сами эти чеченские командировки, общение с людьми, с высокими руководителями, в том числе и с чеченскими, оставляют неизгладимый след в памяти, в жизни. Там, на войне, совсем другие отношения . Мне запомнились встречи с бывшим заместителем министра внутренних дел Российской Федерации Михаилом Мефодьевичем Рудченко, который, к сожалению, погиб в Чечне. Это был начальник Главного Управления МВД России по Южному Федеральному округу в должности заместителя министра. Он погиб в вертолете вместе с группой офицеров. Они летели из Кизляра, вертолет загрузили новогодними подарками, в одном из которых было заложено взрывное устройство. «Адская машинка» взорвалась, когда вертолет только поднялся и набрал высоту. Это был 2001 –ый год, начало 2002-го.
- На войне было много встреч, самых разных. имеющих совершенно неожиданное продолжение. К примеру, сейчас я думаю, что в свое время мне посчастливилось: я работал с нынешним Президентом Чечни. Очень интересный человек, как и многие, с кем приходилось встречаться на войне. У меня в рабочем кабинете ГУ МВД России по УрФО и сейчас стоит его подарок – орел со сложенными крыльями, в натуральную величину, очень искусно вырезанный из куска цельного дерева. Мне все говорили раньше: «Отвези этого орла в сад». Теперь, правда, уже не говорят. Это реликвия. У него в кабинете, на сейфе стоял точно такой же орел, но с расправленными крыльями. У меня есть фотография, которую я привез из Чечни , где мы вместе с нынешним Президентом Ичкерии. Еще тогда он мне рассказывал, что кто-то из его родственников так искусно вырезает из цельного куска дерева этих могучих птиц…Интересно, как иногда судьба поворачивается – подарок от президента Ичкерии. Конечно, тогда ни я, и никто другой не знал, что он станет Президентом. И он сам тогда еще об этом, наверное, даже не думал. Он очень интересный человек. Дружески настроенный к России, наизусть декламирующий стихи Пушкина, Лермонтова…Впрочем, это уже другая история. История современной Ичкерии. Но главное в другом - мне не стыдно за свои чеченские командировки, я никогда не искал компромисса со своей совестью и честью. Как и мои коллеги. всегда честно выполнял свой долг и приказы. И о своем выборе милицейской профессии я никогда не жалею.
…У каждого времени своя шкала ценностей. Но всегда бесценно одно - жизнь, которой приходится рисковать. Не ради прихоти или бравады, но по долгу службы, во имя будущего мира, спокойствия общества и во благо страны. Мы все – невольные заложники у этой войны, пока не закончилась чеченская эпопея.
Людмила Филипович.