| |
Документы и публикации / АНАЛИТИКА ОНТОЛОГИЯ КОНФЛИКТА И СТРАТЕГИЯ ПОСРЕДНИЧЕСТВА
ЕВГЕНИЙ ИВАХНЕНКО
"Это были те беспокойно–странные характеры, которые не могут переносить равнодушно не только несправедливостей, но даже и всего того, что кажется в их глазе несправедливостью. Добрые поначалу, но беспорядочные сами в своих действиях, они исполнены нетерпимости к другим".
Гоголь Н.В.Мертвые души. Том второй, Глава 1
Пифагорейцы уподобляли умных людей прямой линии, глупых – разнообразным кривым. Совместить прямые линии гораздо легче, тогда как слить в единое кривые практически невозможно. Читай: умным людям проще объединиться для совместных действий, для глупых такая задача неосуществима. Последующая история показала, что все обстоит с точностью до наоборот. Применительно к России расхождение с аналогиями последователей учения Пифагора становится прямо–таки вопиющим: умные и образованные чаще всего конфронтируют, тогда как недостаток ума и образованности подталкивает "сбиваться в стайку", "дружить против". Почему так?
Дело, вероятно, не только в том, что греко–платоновская традиция в полной мере разделяла иллюзию единой (одной) истины, к которой подтягивает человека обучение и образование. Сам человек был еще неведом, и только в последующие эпохи философская рефлексия позволила обнаружить другие стороны его бытия. Человек не только познающее, моральное и эстетическое существо, но и существо, способное пренебрегать истиной как таковой как раз потому, что это истина. Такое пренебрежение демонстрирует, к примеру, "подпольный человек" Ф. Достоевского.
В данном случае речь не идет о сознательном принятии зла или о фрустрационной агрессивности как предметах этики и психоанализа. Речь идет о надтреснутости самой сути рационального в человеке, выводимой из всей западноевропейской философской традиции.
Попробую высказаться иначе. Даже если сегодня всем и каждому явится истина в виде границы дозволенного, "запретной черты", переступив которую мы все погибнем, обязательно возникнет (подпольно, а потом, возможно, вполне легально) "партия переступающих черту". Найдутся также сочувствующие этой партии, которые с пониманием отнесутся к желанию пошарить в пороховом погребе с факелом в руках. Следует признать, что в страдании, горе, трагедии, зле, беспричинной жестокости – в этом рыке из глубины бездны, обращенном не только на других, но и на себя, есть заложенная в самом интеллекте притягательная сила, по характеру воздействия подобная той, которой пользуется удав в первой фазе своего "диалога" с кроликом.
Выделим это обстоятельство – сознательное пренебрежение истиной. Внутри самого рацио нет доказательства того, что движение к Истине и движение к Благу – одно и то же движение. Нет в интеллекте и механизма, исчерпывающе убеждающего (подобно формуле А=А), что истина лучше, чем ложь, а порядок лучше, чем хаос. Поэтому реабилитация лжи при подключении к ней значительных интеллектуальных ресурсов вполне может приобрести масштаб, соизмеримый с масштабом всей философской традиции по утверждению истины в познании.
Здесь получает неожиданное разрешение одно из странных положений логики Аристотеля: из лжи следует все, что угодно, в том числе и истина. Как будто Античность, заложившая традицию первенства познавательного способа взаимодействия с миром и подготовившая фронтальное наступление на хаос жизни и мышления, отыскала для себя "аварийный выход" на тот случай, если предпринятая ей атака захлебнется, а дисгармония и хаос перейдут в контрнаступление.
Приведенное положение логики может показаться бессмысленным. Но все, как оказалось, зависит от выбора "пригорка" для наблюдения. Нетрудно заметить асимметрию: из истины следует только истина, из лжи – все, что угодно. Это правило, обнаруженное в самой сути мышления, можно проиллюстрировать так. Возьмем, к примеру, два ложных суждения: "хлеб – это камень" и "камень – съедобен", из которых по правилу силлогизма следует истина "хлеб съедобен". Пользуясь аристотелевским положением, можно вообще освободиться от всякой обязательности в утверждении истины через ложь: если у кентавра два хвоста, то дважды два – четыре. И так можно. Нелепо (по–русски – некрасиво, не гармонично, а значит – беспорядочно и хаотично), но можно. Иначе говоря – вполне логично. С "пригорка" отстаивания гарантированной истины за подобной демонстрацией можно увидеть лукаво скрываемый факт: из лжи в подавляющем количестве случаев следует ложь. А настаивание на применении данной формулы косвенно подтверждает онтологическую санкцию на использование лжи и дисгармонии в качестве путеводителей в топосе существования человека.
Скажем так: речь идет о выданных топографических картах с искаженными координатами, сломанных часах и размагниченных компасах. Представим себе, что мы уже в пути и у нас нет возможности вернуться в исходную точку, чтобы заменить лживые путеводители и разоблачить фальсификаторов. Предприятие становится крайне рискованным, а шансы встретиться в нужном месте и в нужный час весьма ограниченными. В добавок ко всему, как только мы начинаем пользоваться чем–то подобным, мы получаем возможность снять персональную ответственность с любого из путешествующих, так как становится непонятно, кто из них прав и кто виноват: виноваты все (в том числе и карта, часы и компас) и никто одновременно.
Абсурд обрисованной ситуации очевиден. Отсюда два пути: можно его преодолевать, чтобы перейти в проясненное до четкости видения критерия истины пространство, а можно принять абсурд ситуации за то, что Хайдеггер назвал "за домом человека", и ради сохранения онтологической чистоты момента (своего рода – истины момента) остаться в нем жить. Как осуществить выбор? Ответ где–то в глубине личного, а не в онтосе бытия, где, как оказалось, его нет вовсе. Да и в действительности, если присмотреться, сторону конфликта, агрессии и хаоса принимают не только малообразованные и невежественные люди, не только бузотеры, но и очень даже образованные, коих мы при иных обстоятельствах справедливо называем культурными людьми.
Если же истину воспринимать как гармонию и порядок, то речь идет о наличии в самом рацио условий для отказа от них. Существует надтреснутость разума (или того, что следует считать разумом в античной парадигме) из–за наличия в нем "оснований для всего", в том числе и для движения в сторону разрушения истин, на которых выстраивается благо и порядок.
Таким образом, зачатая в античности западноевропейская философская традиция пока так и не нашла строгих онтологических оснований, позволяющих сделать ложь чем–то презренным в мышлении, вроде физической нечистоплотности или дурного запаха изо рта. Эта "зона недосягаемости" лжи, хаоса и конфликта для критического мышления интуитивно осознается теми, кто намеренно им следует.
Перекладывая приведенное размышление в плоскость заявленной темы, можно сказать следующее: в глубине конфликта лежит нечто неустранимое в самом разуме. Поэтому выбор "с кем ты" (по крайней мере в поступках) осуществляется чаще всего не по итогам многократно перепроверенного скрупулезного расчета и, тем более, не на основании рационального опыта самой Античности.
Наличие этого "нечто" постоянно подтверждала вся история западноевропейской философии. Все началось с крушения надежд Платона на Сицилии, в государстве Дионисия Старшего. В последующем обозначенное онтологическое обстоятельство породило муку поиска лучшей доли для человечества на путях умственных построений социума. Муку, которая, только на время прерывалась чувством удовлетворения от побед разума над невежеством, когда разумность (торжествующая Истина античности) выводила равнодействующую человеческих усилий в сторону расширения ее жизненного пространства. Обычно перенос пограничных столбов в направлении "вперед" на покинутую противником территорию осуществлялся как компенсация за случившуюся до того позорную унизительную сдачу собственной земли, почвы под ногами. Как это было в XX веке, когда колоссальные утраты в виде разлившегося ощущения правоты тех, кто руководил строительством газовых печей на родине Канта и Гегеля в 30 – 40–гг. (здесь особенно очевидны завоевания другой стороны), сменились во второй половине столетия либеральным наступлением объединяющейся Европы под флагом соблюдения прав человека.
Рассуждения приведены вовсе не для усиления чувства фатальной предопределенности, а для понимания всей сложности того, что мы назвали переходом от "парадигмы конфликта" к "парадигме толерантности" в ее практическом общечеловеческом значении.
В словах Н.Гоголя, вынесенных в эпиграф, легко улавливается мысль о том, что нетерпимость производна от беспорядка. Можно даже сказать, что интолерантность есть наиболее вероятное следствие непроизвольных хаотических колебаний чего бы то ни было. Принимая исходное значение беспорядка как объективацию ложного в бытии, его спонтанного или сознательного смешения, мы вправе рассматривать конфликт в его естественной онтологической связи с хаосом. Из хаоса, так же как и изо лжи, следует все, что угодно, в том числе и порядок (истина). Но – мы помним это – вероятность последнего очень мала.
Итак, беспорядок, хаос и конфликт нельзя полностью упразднить. Нет ровным счетом никакой возможности осуществить выбраковку их из мироздания, избавить человека от их всеприсутствия. Хаос, подобно просачивающейся через микротрещины влаге, проникает в мыслительное пространство. И ничего с этим не поделаешь. М.Мамардашвили полагал, что при остановить вторжение хаоса или выдавить его из сознания можно только исполняющейся здесь и сейчас напряженной мыслью, обретшей опыт других (Мамардашвили, 1992). Но мыслительный опыт, положительно сработавший однажды, не дает никаких гарантий для следующего случая. Наступление хаоса никогда не останавливают мыслеподобные состояния, это своего рода камлание в виде редупликации уже сказанного и состоявшегося. Здесь вообще ничего не гарантировано. Словом, нельзя затвердить магическую фразу или какую–то верную идею, и путем повторения остановить это просачивание. Невозможно, к примеру, гармонизировать свой внутренний мир механическим повторением молитвенных слов – молитву всегда нужно творить заново. Уже в этом можно увидеть изначальную онтологическую глубину проблемы урегулирования всякого конфликта.
Как было некогда замечено, "все испытывайте, хорошего держитесь" (Ап.Павел. 1 Фес, 5, 21). И если невозможно полностью элиминировать конфликт из бытия, то это вовсе не исключает возможности перенесения его из пространства модусов лжи и беспорядка в русло разбирательства, а значит в пространство, где получает легитимность общезначимость и поиск истины.
Перейдем с онтологического уровня обсуждения проблемы на уровень социально–рефлексивный. Здесь конфликт может быть определен как ситуация, в которой несовместимые на первый взгляд моменты вызывают взаимное неприятие и движение в разных направлениях. Сам термин "конфликт" означает лишь наличие противоборствующих элементов.
Когда мы вовлечены в конфликт, то часто думаем, что перед нами альтернатива: бороться или отступить. Но, во–первых, не всякий конфликт является конфликтом интересов. Какие, например, интересы развели двух гоголевских Иванов? Так, пустяк. А ставка раздора – две превратившиеся в сущий ад жизни. Здесь мы имеем дело с конфликтом–симулякром, или копией копии. Процесс получил сигнал на запуск безостановочного размножения подобно солнечному зайчику, залетевшему в зеркальную комнату.
Во–вторых, конечно же, существуют конфликты интересов. Здесь, несомненно, обнажается рациональная природа конфликта – болезненное столкновение на путях следования к целям. Но компрометация рационального обнаруживается (кроме отмеченной выше онтологической компрометации) не в архитектуре конфликта, а в отсутствии адаптера. Ну не глупо бы мы выглядели, если бы подключили электронный прибор с его микросхемами и чипами напрямую в сеть, а потом, разрушив его, объявили причину: устройства не соответствуют друг другу?
Адаптер в нашем случае – посредник. Поэтому процесс посредничества в конфликте – это не столько нахождение золотой середины, сколько приспособление обеих сторон к неизбежной коммуникации. Нетрудно заметить, что посредничество в этом смысле практически совпадает с коммуникативным модусом толерантности. Этот фактор обстоятельно представлен в книге Кристофера Мура "Практические стратегии решения конфликтов" (Мооге, 1996). Существует несколько вариантов разрешения конфликта, например: 1) сглаживание; 2) уклонение; 3) сотрудничество; 4) компромисс; 5) принуждение. Предложенные поведенческие подходы могут быть рассмотрены как формы ухода от спонтанности развития конфликтной ситуации или как перехват управления конфликтом. Сглаживание ориентирует на совместные действия и характеризуется тем, что одна сторона может пожертвовать частью своих интересов и не проявлять разрушительную для обеих сторон настойчивость. Уклонение от конфликта оправдано, когда совместные действия не представляются возможными. Обе стороны могут принять форму дипломатического ухода от проблемы, что позволяет добиться отсрочки её разрешения до лучших времен. Сотрудничество предполагает совместные действия. Здесь обе стороны вникают в суть дела, выявляют коренные причины взаимной озабоченности и отыскивают решение, устраивающее обе стороны. Началом сотрудничества может стать взаимное обсуждение сути разногласий. Цель компромисса – отыскать целесообразное и приемлемое решение, частично удовлетворяющее обе стороны. Этот подход – нечто среднее между принуждением и сглаживанием конфликта. В результате компромисса каждая из конфликтующих сторон теряет больше, чем при навязывании своего решения, но меньше, чем при сглаживании конфликта. При этом проникновение в суть конфликта не столь глубокое, как при сотрудничестве сторон. И, наконец, принуждение, которое можно рассматривать как крайнюю форму разрешения конфликта, применяемую в тех случаях, когда другие оказались неэффективными. Это подход с позиции силы.
К тактике управления конфликтами применимо понятие альтернативного разрешения споров, основанного на допущении, что стороны при наличии выбора предпочтут разрешить разногласие с наименьшими издержками (Moore, 1996).
В управлении конфликтом могут быть задействованы три основных регулятора: интересы сторон, права сторон, влияние власти. При разрешении конфликта подходы, учитывающие интересы сторон, влекут за собой меньше издержек и последствий, чем методы, основанные на учёте прав. Но самые значительные издержки, в их итоговом значении, возникают, когда конфликт пытаются разрешить посредством одного только влияния власти. Поэтому использование власти следует считать самым крайним способом регуляции. Такой способ эффективен лишь в тех случаях, когда все другие не дали результата, а ситуация требует немедленного вмешательства. Правда, при этом не следует забывать, что само понятие "управление конфликтом" в таком случае теряет смысл.
Уместно предположить, что последовательность разрешения споров такова: сначала используются подходы, учитывающие интересы, потом права и лишь в последнюю очередь используется власть. Поэтому при решении конфликтных ситуаций следует реализовать поэтапное использование подходов. Поэтапный способ напоминает движение по лестнице вверх, где каждая следующая ступень увеличивает издержки и, соответственно, уменьшает степень контроля и возможности управления конфликтом.
Самую нижнюю, первую ступень "лестницы" занимает предупреждение, когда реализовывается возможность остановить конфликт посредством прояснения вероятных негативных последствий для каждой из вовлеченных в конфликт сторон. Вторая ступень – переговоры, обсуждение вопросов непосредственно между сторонами без посторонней помощи. Если переговоры не привели к положительной динамике, то участники конфликта переходят на третью ступень "лестницы", которая предполагает уже подключение к переговорам приемлемого, беспристрастного и нейтрального посредника. С участием посредника первоначально принимается решение, которое не носит обязательной силы, но учитывает интересы сторон. Акцент не делается на оценке сильных и слабых позиций конфликтующих.
Если посредническая миссия не удалась, то на четвертой ступени переговорный процесс переходит в третейское разбирательство. Посредник остается, но у него уже несколько иные функции: он дает относительную оценку сильных и слабых позиций участников конфликта с точки зрения права (уголовного, внутригосударственного, международного, а в некоторых случаях – традиции). Решения, принимаемые на этом этапе, не носят еще обязательной силы, но учитывают только права конфликтующих сторон.
Последующие этапы развития конфликта свидетельствуют о его усугублении и движении в сторону необратимости. Так, на самых верхних ступенях имеет место гражданское неповиновение, внесудебный силовой метод решения конфликта, осуществляемый без применения насилия. И, затем, само насилие то есть использование силы с целью предотвращения уничтожения или надругательства над одной из сторон конфликта, а в некоторых случаях – над обей ми его сторонами.
Нас интересуют прежде всего те этапы, на которых фигура посредника легитимна, а сам посредник еще может канализировать "вышедшие из берегов" разрушительные энергии конфликта в структуры порядка и законности разумеется, не разрушая последних. Посредник еще удерживается на четвертой ступени "лестницы", но его роль практически сводится к нулю, когда процесс переходит к судебному разбирательству и тяжбе – на следующие ступени лестницы. В такой ситуации, возвращаясь к рассорившимся Иванам, каждой из сторон остается только заявлять: "Имею верное известие, что дело решится на следующей неделе, и в мою пользу". Посреднику же остается только "глубже вздохнуть и поспешить проститься" (Гоголь, 1982, с.419). Для предотвращения перехода на следующую ступень, где конфликт покидает зону влияния посредника, иногда практикуется мини – судебный процесс или моделирование возможного судебного процесса – телевизионный суд.
При всей сложности природы конфликта не следует считать, что альтернативы в разрешении споров не существует. Ведь, если подумать, в большом числе случаев участники конфликта такие же, как и мы. А кто из нас не заинтересован в сведении негативных последствий и затрат конфликта с нашим участием к минимуму. Такая обоюдная заинтересованность и является основным движителем в поисках подходов для разрешения спора. Предлагаемое в "лестнице" альтернативное разрешение спора в этих условиях становится оптимальным разрешением спора.
Теперь обратимся к стратегии посредничества и первоначально определим (а значит – определим, т.е. установим пределы, границы) его смысл. Посредничество означает подключение к переговорам или конфликту взаимоприемлемой третьей стороны, которая обладает ограниченными полномочиями в сфере принятия решений или не имеет их вообще, но которая помогает участникам конфликта добровольно прийти к взаимоприемлемому решению спорных вопросов, составляющих его суть. Понятно, что посредничество возможно и осуществимо только на основе привнесения и сохранения определенной "критической массы" толерантности в процессе урегулирования. Оно помогает сторонам конфликта установить или укрепить отношения на основе доверия и уважения или завершить отношения так, чтобы свести затраты и психологический ущерб к минимуму (Moore, 1996).
Кто такой посредник? Из всех характеристик личности посредника (страны или организации) основная – это приемлемость его для всех сторон, участвующих в конфликте. Важны и критерии этического поведения посредника, например, критерий сохранения беспристрастности и равноудаленности. Известно, что посредничество широко используется во всем мире для урегулирования споров личного, коммерческого, правового, коллективного, общественного, этнического и международного характера (Links/Sites..., 2003–02–01). Но в большинстве случаев мы имеем только описания конкретных событий урегулирования. До сих пор специалисты располагают скудными систематизированными аналитическими материалами стратегии и тактики урегулирования конфликтов. Можно, конечно, сказать, что каждый конфликт требует для своего разрешения особого подхода. И это будет правильно, но только отчасти. Очевидно, что универсальные подходы к осуществлению посредничества необходимы. Их создание позволило бы снабдить посредников конкретной и эффективной стратегией и техникой для содействия в урегулировании конфликтов.
Поставим несколько вопросов. Каковы отношения посредника со сторонами конфликта? Что он делает? Каковы его цели и задачи, и каковы цели и задачи, которые должны быть решены в процессе посредничества? Ясно, что посредник представляет собой третью сторону, он не участвует в конфликте. Это – критический фактор, так как часто именно стороннее ли подает участникам конфликта возможность по–другому взглянуть на проблемы, которые их разделяют, и выработать соответствующие процедуры для их разрешения.
Следующий аспект посредничества – приемлемость. Иначе говоря, участники конфликта еще должны захотеть привлечь стороннее лицо к урегулированию. Это означает только то, что они на настоящий момент согласны рассмотреть его предложения. Но никто не может обязать конфликтующие стороны привлечь стороннее лицо в качестве посредника и досконально выполнять все его рекомендации. Последнее означало бы переход урегулирования на стадию силового решения.
В подключении посредника есть скрытое допущение, что система существует независимо от привлекаемого лица. Но как раз здесь появляется шанс "перехватить управление", перенести хаос бурного потока в порядок спокойного течения. Иначе говоря, именно посредник может изменить силу и социальную динамику конфликтных отношений.
Так, в некоторых случаях уже само присутствие независимого лица может существенно повлиять на процесс достижения согласия. Но для того, чтобы посредник появился, стороны должны приступить к обсуждению или переговорам. Без переговоров никакого посредничества не бывает. Выполнение данного условия способствует, во–первых, продлению процесса переговоров и, во–вторых, выведению обсуждения на новый уровень. Здесь посредник может привнести новые идеи и решения, изменить динамику конфликтных отношений в сторону урегулирования.
Посредники подключаются к конфликтам, которые можно классифицировать не только по вертикали, но и по горизонтали, скажем, по степени организации и активности сторон, а также интенсивности выражения позиций и эмоций. К таким конфликтам можно, например, отнести скрытые конфликты, характеризующиеся напряженностью, которая пока еще не переросла в острую фазу. В этом случае один или несколько участников конфликта (как правило, более сильные) могут даже не подозревать о его существовании или потенциальной угрозе его возникновения. Сюда же относятся зарождающиеся конфликты. Здесь значителен потенциал для эскалации, которая может иметь место, если меры для разрешения разногласий не будут приняты. И, наконец, явные конфликты, когда стороны вовлечены в активный и непрерывный спор, а имевшие место переговоры зашли в тупик. В этом случае усилия посредника направлены на изменение самой процедуры переговоров и обозначение места выхода из сложной ситуации.
Важно отметить и то, что посредник не наделен полномочием принимать решения, не может в одностороннем порядке обязать стороны прийти к согласию и навязать им свое решение. Эта особенность отличает посредника от судьи. Однако именно данный факт может оказаться притягательным для участников конфликта, так как окончательное решение остается за ними. Не следует забывать, что достоинство каждого из участников конфликта – это та последняя территория, которую он всегда хотел бы считать своей. Выйти из конфликта с сохраненным достоинством всегда лучше, чем полное поражение.
Авторитет посредника как таковой заключается в его личной надежности и доверии к нему со стороны участников конфликта, а также его опыте эффективного ведения переговоров, его способности объединять конфликтующие стороны на основе их собственных интересов, его прошлых успехов и репутации эффективного помощника.
Рассмотрев некоторые характеристики посредника, мы можем рассмотреть основные функции, которые он выполняет. "Американская арбитражная ассоциация" определила роль посредников следующим образом: он должен открывать каналы общения, то есть способствовать началу общения сторон или расширению контактов, если стороны уже приступили к переговорам; контролировать соблюдение законности, то есть помогать сторонам признать право других на участие в переговорах; способствовать переговорам, то есть предлагать эффективные процедуры, а в некоторых случаях официально руководить переговорами; быть преподавателем, то есть обучать неподготовленных к переговорам новичков основам переговорного процесса; изыскивать дополнительные возможности, то есть осуществлять процессуальную помощь сторонам, связывать их с внешними экспертами и ресурсами для расширения возможности выбора приемлемого решения; исследовать проблему, то есть давать участникам конфликта возможность посмотреть на проблему с разных точек зрения, помочь определить ключевые вопросы и интересы, найти взаимоприемлемые варианты решений; искать реалистичные решения, то есть помогать вырабатывать разумное и осуществимое решение вопросов, оспаривать позиции сторон, которые преследуют далекие от реальности экстремальные цели; выполнять функцию "козла отпущения", то есть брать на себя часть ответственности и вины за непопулярное решение, которое, тем не менее, стороны хотят принять (это дает им возможность "сохранить лицо"); в случае необходимости быть лидером в продвижении вперед переговорного процесса, выдвигая предложения по процедуре, а в некоторых случаях и по существу обсуждаемых вопросов.
Отметим, однако, что добровольное участие, тем не менее, не означат полное исключение из арсенала приемов посреднической деятельности давления на стороны. Оно может быть оказано другими участниками конфликта или сторонними лицами, такими как друзья, родственники, коллеги авторитетное духовенство, избиратели, руководство – все они могут склонить конфликтующие стороны к началу переговоров при участии посредника.
Важнейшим критерием оценки посредника следует считать его способность установить приемлемое межличностное взаимодействие, позволяющее снижать уровень напряженности и создавать возможности сбалансированного урегулирования вопросов, составляющих предмет конфликтной ситуации.
В современном мире реализуются различные системы практического посредничества (Mediation..., International..., Training..., 2003–02–02). Памятуя о неэффективности во всяком деле мыслеподобия в виде повторения чужого опыта, с одной стороны, и необходимости разработки стратегии посредничества в виде универсальных подходов – с другой, полагаю, что интерактивные формы обучения посредничеству (например, Case Study) являются самыми продуктивными и действенными в нынешних условиях российской жизни.
Завершим данную статью, используя сослагательное наклонение: Иван Иванович остался бы навсегда другом Ивану Никифоровичу, появись посредник вовремя, и не омрачились бы так последние годы их жизни.
ЛИТЕРАТУРА
1. Гоголь Н.В. Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем // Вечера на хуторе близ Диканьки. Миргород. М.: Художественная литература, 1982.
2. Мамардашвили М.К. Как я понимаю философию. М., 1992.
3. International Online Training Program On Intractable Conflict, on–line: <http://www.colorado.edu/conflict/peace/index.html> (Дата обращения: 2003–02–02).
4. Links/Sites on the Web, on–line: <http://besprechentc.narod.ru /conflictnet/> (Дата обращения: 2003–02–01).
5. Mediation in Practice. A Sample of Mediatory Roles..., on–line: http://www.incore.ulst.ac.uk/home/publication/research/mediation/index.html (Дата обращения: 2003–02–02).
6. Moore Christopher. The Mediation Process – Practical Strategies for Resolving Conflict, Second] Edition, Published by Jossey–Bass. San Francisco, 1996, p.14–20.
7. Training Opportunities: Mediation, conflict analysis, facilitation, difficult conversations..., on–line: <http://www.culture–at–work.com /MEDtraining> (Дата обращения: 2003–02–02).
| |
